— Альберт Минусагитович, здравствуйте! Сегодня Всемирный день борьбы с онкологическими заболеваниями. Какие советы Вы могли бы дать зрителям для профилактики онкологии?
— Во-первых, нужно менять стиль жизни – то, как вы питаетесь, присутствует ли в вашей жизни спорт или физкультура, употребляете ли вы алкоголь, курите ли вы сигареты. Мы должны потреблять больше клетчатки, меньше красного мяса, употреблять умеренно рыбу, алкоголь, желательно отказаться от курения. Все это относится к первичной профилактике.
Также надо посещать онколога как минимум раз в год. Но в зависимости от риска. Если он есть, то мы приглашаем чаще. Те люди, которые являются носителями генов, имеют другой график и методы обследования.
— Но красное вино можно?
— Существуют конкретные цифры. Для молочной железы — это не больше трех доз алкоголя: 30 мл крепкого алкоголя, 180 мл красного вина, 330 мл пиво. Три дозы в неделю. Тогда рисков нет.
— Я прочитал отзывы про Вас. Вас называют в cети не иначе, как Бог. Действительно, Ваша профессия заключается в спасении жизней. Но ответственность не тяжела?
— Ответственность, конечно, присутствует. Пациенты, начитавшись отзывов, приходят и иногда имеют слишком завышенные ожидания. А когда ты не соотвествуешь им, наступает разочарование. Я не пытаюсь соответствовать тому, что про меня пишут. Я общаюсь с пациентами так, как считаю правильным, профессиональным, этичным.
Я думаю, что мы просто помогаем пациентам выздоравливать, обладая определенными навыками, знаниями и умениями. Если пациент не захочет выздороветь, он не выздоровеет никогда, чтобы мы с ним не сделали и как бы мы хорошо не работали.
— Почему люди до сих пор боятся онкологии?
— Онкологический диагноз – это всегда история о том, что человеку сообщают, что жизнь может закончиться. Тема смерти в России табуирована. Про смерть не говорят. Соответственно, когда пациент узнает о своём онкологическом диагнозе, он понимает, что он смертный. Исчезает иллюзия того, что он будет жить бесконечно.
— Инфаркт тоже приводит к смерти. Но при этом лично я иду в кардиоцентр без страха. А когда иду в онкологический центр, у меня все начинает трястись.
— Раньше пациентам сообщали о том, что у них онкология, только в случае, если они умирали. С тех пор большое количество людей уверены, если есть онкологический диагноз, значит за этим стоит обязательно скорейшая смерть. Но сегодня мы сообщаем о диагнозе сразу. При этом спрашиваем: «Хотите ли вы знать, чем вы болеете?». Если пациент говорит, что хочет, то мы говорим. Если он говорит, что не хочет, то мы ему не говорим. Говорим только, что надо лечить, и мы будем лечить.
— Мне кажется, что раньше об этом не говорили, чтобы сберечь психику человека, потому что не все могут принять такой удар вполне стойко. Сейчас все зависит от того, есть ли у человека силы, чтобы бороться с болезнью. А если нет?
— Частота суицидов среди пациентов, которым сообщили о раке, сопоставима с общепопуляционными. Это история как раз про окружение пациентов. Семьи не знают, как общаться с родственниками, которые приходят к ним после больницы и установления диагноза. Если до недавнего времени мы говорили только о психологической поддержке пациентов, то теперь мы говорим о том, что помощь нужна самим семьям этих пациентов. Родственники, у которых один из членов семьи заболел раком, боятся поднимать эту тему, боятся разговаривать об этом.
— Альберт Минусагитович, в Татарстане наблюдается значительный рост заболеваемости онкологией. Безусловными лидерами остаются заболевания молочной железы. Чем Вы можете это объяснить?
— Это не только в России, такая тенденция по всему миру. Причины развития рака по-прежнему неизвестны. Наверное, если бы это было известно и более понятно, то мы бы научились лечить это по-другому. Опухолевые клетки – это наши собственные клетки, которые в какой-то момент перестают умирать.
Бессмертие для человека — это как раз раковые клетки, которые перестают выполнять свою функцию в организме, перестают отвечать на сигналы других клеток. Они делятся и бесконечно потребляют ресурсы организма. Основная проблема в том, что невозможно воздействовать на эти опухолевые клетки, как допустим, на бактерии. Воздействуя на клетки опухоли, мы все равно воздействуем на клетки своего организма, поэтому причина рака не установлена. Онкологическая выживаемость увеличивается. В том числе из-за того, что люди стали дольше жить, а неселение в целом начало стареть. То есть доля молодых уменьшается, а пожилых увеличивается. За счет этого количество онкологических диагнозов становится больше.
— Но лечить Вы стали лучше?
— Лечить стали лучше. Более того, у нас стало больше доказательной базы. На сегодняшний день на мировом рынке выходит огромное количество препаратов, которые не просто устраняют симптомы болезни, но и позволяют пациентам жить дольше. Они увеличивают продолжительность жизни. Рак — это не приговор.
— Кстати, говорят, что опухоли в маммологии легче поддаются лечению. Это так?
— Да, сейчас много таких пациентов, которые, переболев единожды, впадают в ремиссию. Это заслуга фармацевтической промышленности. При наличии рецидива, когда болезнь возвращается, пациенты получают ту или иную группу препаратов и живут еще долгие годы.
— Большинство этих препаратов из-за границы?
— Да. Но есть и наше отечественное предприятие, наши наработки в том числе.
— Сейчас Россия оказалась в достаточно сложном положении. Нет ли опасности, что пациенты не будут получать в нужном объеме всех необходимых лекарств, которые нам поставляются?
— Сложный вопрос. Фармацевтическая промышленность — так или иначе человекоорентирована. Неважно, какому государству ты принадлежишь. Препараты есть, и поставки продолжаются. Изменилась только логистика. Находятся в том числе и новые поставщики.
— Вы сказали, что изменилась логистика. А в связи с этим увеличилась стоимость препаратов?
— Пока глобально увлечения нет. Для пациентов они остаются бесплатными в России. В стране также идет регистрация новых препаратов.
— Онкологи говорят, что рак излечим на ранних стадиях. Но на ранних стадиях выявить его очень сложно. В чем сложность? В том, что отсутствует диагностика или внимание пациентов к своему здоровью?
— Профилактика бывает первичная, вторичная и третичная. Ранняя диагностика – вопрос вторичной профилактики. Это прежде всего скрининговые программы и программы диспансеризации.
— Это дорого?
— Дорого. Для государства человек – это ресурс. Всегда происходит оценка, насколько выгодно нам лечить этот ресурс, поддерживать его в рабочем состоянии. В Казани существует скрининговая программа по выявлению рака, диспансеризация. В том числе существует маммографический скрининг. Он проводится бесплатно. Контакты для записи есть на сайте РКОД.
— Вы видите взаимосвязь между употреблением спиртного, курением и обращения к Вам с различными патологиями?
— Мой опыт – ничтожный по сравнению с популяционными вещами, о которых мы говорим. Существует исследования, которые показывают, что, если в вашей жизни присутствуют занятия спортом, то риск развития рака молочной железы у вас меньше. Или, если вы употребляете больше трех доз алкоголя в неделю, то риск заболевания возрастает.
Есть фактор, на который мы не можем повлиять. Это генетические изменения, мутации, которые нам достались от наших родителей.
— Каким образом выясняется возможность генетического заболевания? Ты просто смотришь, болела ли мама, бабушка? Либо можно сделать какой-то генетический тест?
— Генетический тест сделать можно. Понятно, что, разговаривая с пациентом, мы выясняем, есть ли родственники, больные раком.
Есть также специальные тесты в интернете, когда ты водишь определенные данные и учитывается всё: рост, вес, наступление и окончание месячных, наличие родственников первой, второй, третей линии кровного родства, больных раком.
— Всем известен факт, когда известная актриса Анджелина Джоли, зная, что у нее есть генетический риск, просто взяла и всё это удалила. Может, всем поступать именно так?
— Это сложно с точки зрения эстетики, морали. Дело в том, что Анджелина Джоли на момент принятия этого решения была здоровым человеком. У неё не было рака, но была мутация гена, которая с вероятностью в 80% в течение жизни реализовалась бы в рак, поэтому она приняла решение сначала по удалению молочных желёз, а потом по удалению яичников. Это снижает риск заболеть раком, но не на 100%. Только на 90%, оставшиеся 10% по-прежнему остаются. Но в России мы не в праве делать такие операции.
— Сегодня пациент в нашей стране, республике, Казани может получить весь необходимый спектр услуг для того, чтобы быть уверенным, что врачи сделают всё. Но почему многие, как что-то заболело, едут в Германию или Израиль?
— Люди едут за комфортом. Люди едут на какие-то раскрученные вещи. Но вернувшиеся оттуда пациенты неоднозначно к этому относятся. Имея опыт общения с коллегами из Германии, я понимаю, что основная часть наших пациентов едет все-таки в частные клиники в Германии, а это более низкий уровень оказания услуг, чем государственные клиники. Государственные клиники в Германии стоят гораздо дороже, чем частные. Зачастую врачи лукавят. Они говорят, что в вашем случае возможно сделать только такую операцию, никакую другую. Не потому, что это действительно так, а потому что у них нет возможности это сделать.
Неважно, куда пациент приедет, – в Германию, Израиль или к нам. Он получит предложение по любому из видов операций, которые существуют.
— А какая очередь?
— Нет очереди, это доступно всем. На сегодняшний день у нас есть коллаборация между центрами. Если мы не можем своими силами выполнить какое-то исследование, мы можем отправить анализы в лабораторию, которая это исследование выполнит.
— Спасибо большое! Приятно было с Вами побеседовать. Будем надеяться, что Ваши советы помогут всем нашим зрителям быть здоровыми!
— Спасибо!
Подписывайтесь на наши Telegram-канал, YouTube-канал, группы в VK и Одноклассниках и следите за актуальными новостями
Если вы стали очевидцем интересного события, сообщите об этом нашим журналистам: info@tatarstan24.tv или +7 900 321 77 22.
