— Рафаэль Ильгизович, здравствуйте! Вы недавно вернулись из зоны, где проходит специальная военная операция. Поехать туда – это было ваше личное решение?
— Здравствуйте! Да, у каждого лично спрашивали, когда дело дошло до того, в какую группу отправлять.
— Какая сейчас там обстановка?
— Ситуация там тяжелая, в особенности инфраструктурных потерь, потому что там, где мы были, нет элементарных удобств – воды, света, связи.
— Потом удалось адаптироваться?
— Конечно. Мы прекрасно знали, куда мы едем, нам дали заранее определенные установки, поэтому мы были готовы к таким условиям. Мы подготовились не только морально, но и физически – мы взяли с собой все необходимое, чтобы автономно существовать и работать.
— Вы представитель одной из самых мирных профессий. Когда вы туда попали, увидели то, что ожидали?
— Были двоякие чувства. С одной стороны, мы жили не в вакууме и примерно представляли, что будет, но, когда уже прибываешь туда, трогаешь все своими руками, по-другому начинаешь все ощущать. Там мы подготовили мобильную поликлинику, привезли все с собой, установили палатку.
— Вам приходилось оказывать помощь только мирным жителям или военнослужащим тоже?
— Мы оказывали помощь всем. Но основной миссией было оказание помощи мирным жителям. Я по своей работе общался с докторами, которые оказывали помощь исключительно военным, то есть там были военные госпитали.
— Насколько хорошее медобеспечение на зоне СВО?
— Медобеспечение состоит из нескольких слагаемых. Одно дело какие-то лекарства, медицинская техника, аппаратура – это все в достаточном количестве. Но нет медиков узких специальностей. Система здравоохранения там оказалась «оголенной» – медработники уехали оттуда. Поэтому мирное население осталось без квалифицированной медпомощи. Вот это и была наша задача, мы старались закрыть эту дыру.
— Как Вас встретило мирное население?
— Они сначала относились к нам с настороженностью, с неким недоверием. Видимо, за эти годы у них выработался поведенческий рефлекс. Сложность заключалась в том, что нам приходилось везти их из домов к нам. Но уже когда выходили от нас, они были очень довольны. Сработало сарафанное радио буквально через 3-5 дней. Люди уже сами шли, и сейчас там очередь до середины ноября расписана.
— Вы обследовали всех или только тех, кто нуждался в медпомощи?
— Мы обследовали всех. График был выстроен так, что определенное время у нас занимали только жители данного населенного пункта, в пригороде которого мы находились, но все остальное время к нам шел поток сельского населения. Уходя, они также спрашивали, можно ли им привести папу, брата, тестя и так далее. Мы никому не отказывали, поэтому оборот пациентов был достаточно большой.
— Сейчас идет частичная мобилизация. У Вас есть опыт пребывания в СВО, поэтому что бы вы посоветовали взять призывникам с собой в аптечку?
— Здесь трудно советовать, наверное, я не из тех людей, которые должны раздавать советы. Но скажу, что военные там ходили со своей аптечкой, в которой как минимум есть жгут обязательно, перевязочный материал и средства для наружной обработки ран. Потому что, по их словам, чаще всего они там сталкиваются с минно-взрывными ранениями, и во время оказания помощи решают секунды. То есть там у военных на прикладах намотаны жгуты, чтобы они всегда были под рукой. Хорошо, если это никогда не пригодится, но такая готовность есть у всех.
— Наверное, стоит взять и какие-то жизненно важные лекарства?
— Конечно, но эту тему можно продолжать долго. У человека должны быть лекарство, которые он принимает постоянно. Взрослые люди понимают, что им нужно для ежедневного приема, для определенных случаев – при простуде, температуре, отравлении и так далее. Это не значит, что нужно с собой носить аптечку, здесь каждый решает сам, но, если бы я поехал туда, взял с собой аптечку, которую беру просто на отдых.
— Но надолго этой аптечки вряд ли хватит, и Вы сказали, что там есть необходимые препараты.
— Медицинские препараты есть в больницах, которые снабжаются в рамках гуманитарной помощи, но не всегда она может туда добраться вовремя. В городе, где мы были, аптек нет, потому что не было того же электричества. Но полным ходом шло восстановление инфраструктуры. И, возможно, к этому времени уже что-то появилось. Но просто выйти и купить парацетамол, как мы привыкли, – там такого не будет.
— Вы – руководитель санавиации РКБ. В зоне СВО на вертолете перелетать не приходилось?
— Нет, там есть специальные военные медики, у которых решение таких вопросов получается лучше, чем у нас.
— Давайте теперь перейдем к мирной жизни. Сколько раз в день вылетают вертолеты вашей службы?
— У нас нет такого, что обязательно нужно вылететь определенное количество раз. В день может быть и не одного. Мы экстренная помощь. Бывает, что в день приходится вылетать по 4-5 раз.
— То есть нормативов по оказанию помощи медиков санавиации нет?
— Санитарная авиация – это не только вертолеты, а еще и наземный транспорт. Каждый день по несколько раз мы ездим и на машинах, и не только по республике, но и за ее пределами.
— А как делается выбор, когда нужно доставить пациента?
— Там есть определенные критерии. Бывает, что привезти человека бывает легче на машине.
— А в каких случаях точно полетит вертолет?
— Сейчас у нас в приоритете пострадавшие в ДТП, эвакуация с места аварии, и, естественно, чрезвычайные ситуации.
— Можно ли оказать всю необходимую помощь в вертолете или это как неотложная помощь?
— В вертолете, который предназначен для эвакуации, полностью все оборудовано для оказания любой помощи. Это как реанимобиль, только летающий.
— Сколько сейчас в вашей службе вертолетов?
— У нас есть основные вертолеты для эвакуации и один вертолет для оказания помощи на месте. То есть это маленький вертолет, на котором вылетают по экстренным показаниям консультанты, оказывают там помощь и прилетают обратно без пациента.
— По какому случаю вылетали в последний раз?
— Это было позавчера, на случай острого тромбоза, когда у человека просто закупорились сосуды, если говорить обывательским языком. И туда вылетел наш сосудистый хирург, оказал квалифицированную помощь на месте, и сейчас мы этого пациента держим на контроле.
— Мне очень понравилась фраза, которую я прочел у вас: «На небо, но не в рай».
— Да, к нам прилагают много фраз, но я считаю, что наиболее применимо к нашей работе правило «Золотого часа». Оно отражает минимизацию времени, необходимого для оказания помощи пациенту, который находится далеко от нас. А мы обслуживаем всю республику.
— Но, наверное, приходилось вылетать и за ее территорию?
— Конечно, мы часто вылетаем и за пределы. Самый дальний вылет у нас был в Воронежскую область. Тогда мы доставили девушку, которая оказалась в одной из придорожных, если так можно сказать, больниц.
— В Казани много вертолетных площадок, а куда приземляется вертолет, если случилось ДТП или подобная трагедия?
— «Ансат» тем и хорош, что может приземлиться куда угодно. Садились и в поле, и на дорогу. Для него нет необходимости строить большие аэродромы, и по всей России это качество «Ансата» хвалят. Но в республике достаточно большая сеть вертолетных площадок, они есть и через определенные промежутки на федеральных трассах, и при больницах, поэтому с этим проблем нет.
— Сколько стоит один вылет вертолета?
— Один час вылета вертолета на эвакуацию сейчас стоит порядка 200 тыс. рублей, и в зависимости от дальности перелета эта сумма варьируется.
— А денег достаточно, не бывает такого, что невозможно вылететь из-за недостатка финансов?
— Нет, здесь идет субсидирование по национальному проекту, средства из республиканского бюджета, федеральные деньги. Поэтому таких проблем мы не испытываем. Единственное, у нас есть определенное количество вылетов, больше которых мы не можем совершать. То есть выйти за рамки бюджета мы пока не можем.
— Скольким людям удалось помочь за время существования вашей службы?
— Данных за все время у нас нет. Но в прошлом году мы эвакуировали с помощью санавиации, именно воздушным транспортом, более 170 пациентов. Около 600 человек мы эвакуировали машинами. На месте помощь получили примерно тысяча людей, в том числе и воздушным транспортом. Поэтому деньги никто не считает, не экономит на этом. Многие глубоко заблуждаются, думая, что когда вылетает вертолет, то это какой-то блатной человек. Это совершенно обычные пациенты. Многие даже не подозревают, сколько пришлось потратить усилий, чтобы привезти человека к нам.
Недавно мать одного пострадавшего в аварии парня написала письмо отчаяния одному из руководителей Минздрава, которое дошло до нас, и мы тут же приняли решение лететь. Женщина даже не знала, что за ее сыном полетела целая реанимационная бригада в далекий город, это был даже не Татарстан. Поэтому ни о каких привилегированных людях речи не идет.
— В каком случае принимается решение лететь или нет?
— Есть критерии на вылет. Учитывается дальность, тяжесть состояния, то есть бывают люди, которых просто физически невозможно привезти на машине. Это как раз связано с длительностью оказания помощи во время транспортировки.
— А как это происходит, на место происшествия выезжает районная скорая помощь и сообщает вам?
— Да, у нас есть ежедневный мониторинг тяжелых пациентов по районам, и мы работаем со всеми руководителями ЦРБ, которые прекрасно знают, что надо делать. Звонят, сообщают нам информацию, и мы уже принимаем решение.
— Спасибо за Вашу работу и героический труд! Удачи Вам!
— Ничего героического нет, такая работа.
Подписывайтесь на наши Telegram-канал и YouTube-канал и следите за актуальными новостями.
Если вы стали очевидцем интересного события, сообщите об этом нашим журналистам: info@tatarstan24.tv или +7 900 321 77 22.
Мы в ЯНДЕКС.ДЗЕН
